|
|
а ночью того же числа Дмитрия забрали и увели. В это же время арестовали и второго сторожа храма Луценко Назария. Какова их дальнейшая судьба никому не известно. Наступило лето 1938 года. В селе полным ходом шла уборка хлеба, его уже отгружали на элеватор. На отгрузке хлеба работали автомашины нашего и соседних сел. Ровно через год после поджога храма, 18 июля 1938 года, случилось такое происшествие. Парторг Остапенко ехал на велосипеде и увидел дым, ему показалось, что горят хлеба. В это время мимо ехала пустая полуторка загружаться зерном, водитель был из села Апанасенковского. В кузове машины сидел грузчик Киселев Иван Максимович. Остапенко остановил машину и потребовал, чтобы тот гнал на пожар, на поле. Тогда водитель спросил: - Ты кто ? - Парторг,- ответил тот. - Ну, тогда садись, только держись крепче, буду гнать на пожар без остановки. Остапенко забрался в кузов, поставил велосипед возле кабины и стал рядом, а Киселев Иван сидел в кузове. На одном участке дорогу во время дождя размыло, и машины накатали дорогу в объезд этого места. Когда водитель на полном ходу повернул в объезд, то Остапенко вместе с велосипедом вылетел из кузова, выбросило и Ивана, но он сумел удержаться и вскарабкался назад. От неожиданности он даже сразу не сообразил, что Остапенко уже нет в кузове. Впереди по ходу машины женщины пололи свеклу и увидели, как из кузова вылетел человек. Они остановили машину и закричали: «Ты человека потерял.» Когда водитель вернулся, то к Остапенко уже подъехал колхозный шофер Михайлов Владимир Семенович. Он подтвердил, что это их парторг и Остапенко повезли в больницу. По дороге в больницу он умер. Тело его за пол дня разложилось у всех на глазах, и жена Остапенко Груня Михайловна пыталась забить этот страшно неприятный запах одеколоном, на что извела не один флакон. Запахи так смешались, что у хоронивших Остапенко на всю жизнь пропало желание пользоваться одеколоном. Мне было 10 лет, когда мы с мамой Дарьей Стефановной, стояли в очереди за хлебом (давали в одни руки по 2 кг белого хлеба), на восходе солнца подошла жена парторга Остапенко Груня Михайловна и говорит всем, кто стоял в очереди: «Бабоньки, милые, ни на кого не грешите и никого не подозревайте. Сжег храм мой муж. Первый раз на закрытом партсобрании они решили сжечь храм, объясняя это решение тем, что во время уборки люди идут на Богослужение. Я его отговаривала, что в храм идут старики, а молодежь работает. Они сразу храм не сожгли, но прошло время, и они выполнили задуманное злодеяние.» Потом уже выяснилось, что нигде поля не горели, просто ветер поднял золу, оставшуюся после сожженных ранее остатков соломы и образовалось облако, издалека похожее на дым. На него то и подумал Остапенко, что горят |